Дискредитация протестующих переросла в жёсткий язык вражды. Отчёт по манипуляциям за октябрь

Мы проанализировали 671 информационный материал государственных СМИ. Из них 606 касались темы протестов и 114 — беларусско-российских отношений (один материал мог относиться сразу к двум темам).

Для мониторинга были выбраны следующие медиа: «Беларусь 1», ОНТ, СТВ, «СБ. Беларусь сегодня». С августа Media IQ не мониторит негосударственные медиа на пропаганду.

Под нарративом понимается содержащийся в новости посыл. Нарратив может повторяться в нескольких новостях, поэтому сформулирован кратко и обобщённо. В одной новости может быть несколько разных нарративов. Для одной новости каждый нарратив считается один раз.

Под субнарративами понимаются второстепенные нарративы, использованные для усиления главного посыла. Для одной публикации нарратив считается один раз. При этом один нарратив в публикации может содержать несколько субнарративов.

Динамика нарративов

В октябре по теме протестов были проанализированы 606 публикаций, из них 285 содержали манипуляции. В сравнении с сентябрём количество публикаций по теме уменьшилось (в сентябре было 999), а процент публикаций, содержащих манипуляции, вырос (47% в октябре против 23,5% в сентябре).

ГосСМИ рассказывали, что протестующих стало меньше, но они радикализировались. При этом публикаций о протестах в госСМИ стало меньше, но их тон ужесточился.

Соотношение популярных нарративов примерно совпадает с сентябрём. Значительных отличий три.

Во-первых, в топе появился нарратив «Наказание неизбежно», предостерегающий от участия в протестах и показывающий неотвратимость санкций за участие в протестной деятельности. Как правило, он был связан с запугиванием («если к вам не пришли сегодня, придут завтра. Обязательно придут. Ждите в гости»), а также манипулятивными оценочными высказываниями («за каждый свой шаг ответить придется по закону, а он, поверьте, под надежной защитой») при акценте на раскаивании задержанных («к сожалению, для многих очевидным это становится лишь после задержания»).

Встречались также высмеивание и дегуманизация: «Поистине прав был Иван Бунин: одна из самых отличительных черт революций — бешеная жажда игры, лицедейства, позы, балагана. В человеке просыпается обезьяна. Но мы эту мартышку загоним обратно и прекрасной песней, и спецсредствами МВД». Оба эти приёма в данном случае маскируют насилие: юмор представляет его как нечто несерьёзное, а дегуманизация повышает степень допустимого (психологически легче одобрить насилие над неугодными животными, чем над людьми).

Во-вторых, нарратив «Восхваление Лукашенко» впервые с появления темы выборов и протестов покинул топ, так как встречался в октябре лишь один раз (против, например, девяти раз в сентябре).

В-третьих, больший вес получил нарратив «Беларусы не поддерживают протесты» (поднялся с 12-й строки на 8-ю). В том числе речь шла о том, как «простым людям» мешает протестная активность и почему они её осуждают. В ход шли разные манипулятивные приёмы: оценочные суждения («жители Минска продолжают испытывать неудобства от действий радикально настроенных людей»), апелляция к публике («от бесмысленных субботних и воскресных гуляний белорусы устали; мир и спокойствие, всегда присущие нашей стране, мы стали ценить еще больше»), градация («Беларусь действительно протестует: протестует против минских протестов»), манипулятивная семантика («белорусы устали? Нет, белорусов достало»).

Динамика указывает на то, что госпропаганда усилила запугивание протестующих. Причём, уводила внимание от Лукашенко и силовиков как от главных оппонентов протестующих — в сторону простых беларусов. То есть, переводила конфликт из плоскости «общество-государство» в противостояние между сторонниками и противниками Лукашенко (о протестующих в эфире ОНТ: «их действия напоминают скорее войну против собственного народа»). ГосСМИ транслировали, что Лукашенко и силовики защищают интересы поддерживающей их части народа, а не наоборот.

Дискредитация протестного движения

В нарративе «Дискредитации протеста» ключевые характеристики — что протест не мирный, является провокацией, радикализируется и «сдувается», его поддерживает меньшинство. Ниже облако тегов: чем чаще упоминался субнарратив, тем крупнее шрифт.

В нарративе «Дискредитации оппонентов» наиболее частым объектом дискредитации стали протестующие люди. Самые частые характеристики — радикалы, применяют насилие, мешают минчанам, агрессивны, ярлык «змагары».

Как правило, эти два нарратива (дискредитация протеста и протестующих) встречались вместе. Типичный сюжет СТВ с манипулятивными оценками, семантикой и обобщением: «Агрессивно настроенные молодые и не только люди. Судя по всему, цель у них одна — провокация, а не мирный протест. Так любят преподносить события сами протестующие, хотя даже невооруженным взглядом видна радикализация: забрасывали камнями автомобили, правоохранителей и съемочные группы». А вот к вышеназванным приёмам добавляется контраст в другом сюжете: «Мирные белорусы опасаются за свою безопасность из-за беспредела, который устраивают радикально настроенные участники протестов. О тех, кто плевал на закон и спокойствие других…». То есть подразумевается, что участвующие в протестах беларусы не мирные.

С дискредитацией протеста и протестующих связан нарратив «На Беларусь негативно влияют извне». Как и в предыдущем месяце, госСМИ смещали акцент, утверждая, что проблемы Беларуси вызваны не внутренними причинами, а внешними.

Часто все три нарратива встречались в одной публикации. «Все эти смельчаки только-только строились в сцепки, бросали бутылки и камни, “змагались” за что-то… А теперь будто отходят от наркоза радикальных инъекций. Только ждать, пока польский препарат рассосется в крови неадекватов, мирные люди уже устали», — заявили на СТВ. В этой цитате есть домыслы, манипулятивная семантика и оценочные высказывания, а также приём контраста (протестующие «неадекваты» на фоне провластных «мирных людей»).

Радикализацией в госСМИ называли участие в протестах футбольных фанатов, строительство баррикад и сжигание покрышек, блокирование железнодорожных путей и автомобильных дорог. Цитата из репортажа «СБ. Беларусь Сегодня»: «Они перешли красную черту. Это уже элементы террора. Они нападают на ­РУВД в центре Минска, жгут на дорогах покрышки, устраивают беспорядки в спальных районах города. Оставляют “сюрпризы” — самодельные взрывные устройства, пытаются пустить под откос поезда. Это уже настоящий террор. У власти теперь один выход — бороться с ними, как с организованными преступными группировками». Эти случаи не характеризуют всё протестное движение, но на них смещался акцент. В целом, в дискурсе госСМИ между мирными демонстрантами и гражданами, оказывающими силовое сопротивление, поставили знак равенства. Пропаганда использовала избирательную подачу информации и некорректное обобщение, чтобы обосновать подавление протеста.

«Принципиально мирный характер протеста, противостоящий неимоверной жестокости правящего режима — еще один феномен белорусской революции», — такой вывод сделал политолог Валерий Карбалевич, подводя к концу 2020 года итоги протестов в Беларуси. Судя по нарративам манипуляций, госпропаганда решила опровергнуть этот популярный в экспертной среде и негосударственных медиа тезис, вывернув его наизнанку.

Оправдание и поощрение насилия со стороны «простых беларусов»

Важное новшество октября — оправдание и поощрение насилия со стороны гражданских лиц в отношении протестующих. В составе нарратива «Мы должны спасти страну, не дать разрушить систему» это был самый частый субнарратив (упоминался 15 раз). Следующие по частоте субнарративы — необходимость ужесточать борьбу с протестом (6 раз) и оправдание насилия силовиков (4 раза). Главные приёмы оправдания насилия — подмена понятий с помощью эвфемизмов, манипулятивная семантика и смещение акцента.

Например, в конце октября в Минске случился конфликт: протестующий с бело-красно-белым флагом попытался заблокировать движение на дороге — из автомобиля выскочил водитель, завязалась драка. Со слов водителя, протестующий атаковал его первым. Популярное видео конфликта, попавшее в интернет, начинается с момента, где водитель бьёт упавшего протестующего ногой. За жертву вступились свидетели, агрессор скрылся, но его личные данные опубликовали. На участников драки не стали возбуждать дела за применение насилия, так как оба отказались писать заявление в милицию. Но появились люди, которые собирались отомстить водителю и отправились к нему домой. Милиционеры задержали мстителей.

Телеканал СТВ, описывая инцидент, не указал несколько важных деталей. Во-первых, причину, по которой вербальный конфликт перешёл в драку. Во-вторых, понесли ли участники драки ответственность.

Начало драки на СТВ описали так: водитель «теряет самообладание и довольно жестко объясняет демонстранту свое отношение к дорожным провокациям». То есть, избиение назвали «жестким объяснением». Задержанных мстителей в сюжете охарактеризовали следующим образом: «Возомнили себя палачами протестов и судьями для тех, кто не согласен жечь покрышки и превращать в руины свою страну», — тут есть ложная дилемма (можно одновременно не соглашаться «жечь покрышки», но и не бить протестующего) и подтасовка (причина мести — насилие, а не иная точка зрения). СТВ показало покаяние задержанных и изъятый у них арсенал: нож, пневматический пистолет, патроны и деньги. Телеканал сместил акцент на то, что именно сторонники протеста нарушили закон, а вот возможное нарушение закона участниками драки (водителем и протестующим) оставил без внимания.

Аналогично случай осветили и другие госСМИ. «СБ. Беларусь Сегодня» применение насилия подменила «разборкой по-мужски»: «Водитель не выдержал и решил по-мужски разобраться с бчб-экстремистом». На «Беларусь 1» тоже использовали эвфемизм: «Он решил по-мужски объяснить, что проезжая часть не место для политагиток». На ОНТ дополнили и сместили акцент на то, что агрессор извинился, как будто это снимает с него юридическую ответственность: «За эмоции, которые активировали кулаки, мужчина извинился и обещал никогда больше такого не исполнять».

В других схожих случаях насилие подменяли эвфемизмами «мужской разговор», «учение уму-разуму», «разгон с проезжей части хулиганов», «доходчивое объяснение», «неизбежная реакция большинства».

Насилие описывали как нечто адекватное и оправдывали с помощью манипулятивной семантики: «объяснил жестко, но что оставалось делать?», «разумеется, будет такая реакция — у людей от подобных выходок сдают нервы», «закрывать глаза на такое поведение многие автомобилисты уже не в силах», «когда добраться на работу или домой мешает не час пик, а компания подвыпивших митингующих, ни о какой терпимости не может идти и речи».

На этом фоне госСМИ рассказывали, что «жители Минска продолжают испытывать неудобства от действий радикально настроенных людей», «тех, кто треплет нервы всей стране». А также ангажировали идти в дружинники: «добровольцам, конечно, обещают финансовое поощрение, но основную массу в дружинники приводит четкая гражданская позиция», а «аргумент в виде силы имеет место лишь тогда, когда остановить правонарушителя по-другому невозможно. Такая же опция есть и у любого неравнодушного гражданина».

В госмедиа не рассказывали ни о случаях наказания силовиков или гражданских за чрезмерное насилие (если такие случаи вообще фиксировались юридически), ни о существовании такой ответственности. В то же время как правило рассказывали о понесённом протестующими наказании (нарратив «Наказание неизбежно»). То есть, быть «змагаром» наказуемо, а вот бить «змагаров» можно безнаказанно. Идущая фоном дискредитация протестующих усиливала этот жесткий язык вражды — разжигание ненависти между социальными группами и завуалированные призывы к насилию.

Государство подменило понятие диалога

В составе нарратива «Государство работает хорошо» самым частым субнарративом стал «Власть поддерживает диалог» (28 упоминаний). Если летом мы наблюдали нарратив «Беларусская система работает хорошо, реформы не нужны», то к октябрю часть про реформы отпала, даже наоборот: речь активнее пошла об общественном диалоге и изменениях, которые инициирует само государство — в противовес требованиям протестующих новых выборов, освобождения политзаключённых и привлечения к ответственности виновных в необоснованном насилии. Повестка протеста замалчивалась, а необходимыми для выхода из кризиса переменами называлась реформа Конституции, которая должна стать итогом диалоговых площадок и Всебелорусского народного собрания.

О диалоге госСМИ заговорили активнее после визита Лукашенко в СИЗО КГБ 10 октября, где он встретился с политзаключёнными, чтобы «услышать мнения всех», и заявил, что «Конституцию на улице не напишешь». Последний тезис подхватили государственные медиа, смещая акцент на нарушение протестующими закона о массовых мероприятиях, но игнорируя специфику этого закона и то, что люди вышли на улицы после того, как, по их мнению, были сфальсифицированы выборы и оказалось невозможно бороться за честный подсчёт голосов в рамках беларусского законодательства.

Диалоговые площадки противопоставлялись уличным протестам на контрасте («плодотворная дискуссия возможна именно в подобном формате, а не на улицах»; «главное — желание не разрушать, а созидать к лучшему») и с помощью ложной дилеммы («реальная возможность «переменять» по закону, проявить гражданскую сознательность»; «когда будущее страны решается народом — не на улице, не на баррикадах, а путём диалога»; «изменения нужно вносить цивилизованно, а не путем переворотов»).

Диалоговые площадки — это локальные встречи, в том числе в регионах, на базе государственных институтов. Подать предложение мог любой человек. Но из госСМИ не было ясно, каков механизм отбора участников таких встреч, а также модераторов. Хотя декларировалось широкое представительство. Информация подавалась селективно и неполно. Конкретика заменялась манипулятивными оценочными высказываниями — убеждающими, но не обосновывающими («в дискуссиях участвуют <…> многие и многие неравнодушные граждане»; «возможность поделиться своим видением <…> есть у каждого беларуса»).

Для убеждения в намерении властей вести диалог в ход шли и лозунги («Вместе за Беларусь»).

Содержание обсуждений на диалоговых площадках не касалось требований протестующих. При этом госСМИ, рассказывая о диалоге, не упоминали эти требования — это инфошум на фоне замалчивания. То есть, нельзя назвать такой формат диалогом. Вот какие темы для «диалога» попадали в СМИ: «ускорить “цифровизацию” каналов взаимодействия и обратной связи с местными жителями», «роль молодежи в развитии государства», «вернуть профсоюзам законодательную функцию», «развитие социальной сферы», «реформа Конституции, а также перспективы развития страны».

Итоги встреч описывались положительно — с помощью необоснованных, манипулятивных оценочных высказываний: «диалог получается результативным», «самый демократичный путь к реформам».

Продолжением диалоговых площадок называлось Всебелорусское народное собрание, которое также описывалось манипулятивными оценочными высказываниями: «самая открытая площадка народовластия», «площадка для реального диалога».

Вот как оценивает Всебелорусское народное собрание с точки зрения реальности диалога и народовластия политолог Валерий Карбалевич: «ВНС — не выборный, а полностью назначаемый орган. Его деятельность, как и порядок избрания, никакими законами не регулируются. Нет такой процедуры. Если формирование Палаты представителей или местных советов, по крайней мере формально, происходит путем выборов на основе Избирательного кодекса, то в случае с ВНС этого нет. Участники собрания фактически назначаются местной исполнительной вертикалью. Поэтому ВНС — полная профанация народного представительства».

А диалог, который навязывает власть — это игнорирование требований протестующих и увод внимания от них в сторону вторичных вопросов и псевдодиалогических институтов на условиях власти. А тех, кто не хочет в нем участвовать, обвиняли в лицемерии с помощью, например, апелляции к публике: «Ведь согласитесь, кому-то может быть выгодно проигнорировать, а потом сказать — так нас ведь не позвали. Впрочем, за кем будет последнее слово, услышим».

В то же время сторона протеста подавалась как радикальная и не способная к диалогу. Протестующие назывались «радикалами», а протестная деятельность — «экстремизмом» и «терроризмом» (см. выше инфографику в разделе «Дискредитация протестного движения»). Такая подмена понятий, ярлыки использовались, чтобы обосновать отказ протестующим в обсуждении их повестки: «С экстремистами переговоров не ведут — мировая практика. Помня печальный опыт США, Франции, Норвегии и Украины, власть решила не ждать массовых жертв, а действовать на упреждение террора».

«Отступать некуда — за нами Москва». Общие угрозы «уникальному сотрудничеству» Беларуси и России

В октябре  наибольшее освещение в государственных медиа  получили следующие события, касающиеся беларусско-российских отношений : проведены учения ОДКБ «Нерушимое братство — 2020»; прошёл Форум регионов Беларуси и России; директор службы внешней разведки РФ Сергей Нарышкин встретился с Александром Лукашенко; в Беларуси начали испытания российской вакцины от коронавируса; заявлено снижение стоимости роуминга между Россией и Беларусью в 20 раз.

Из 114 информационных публикаций, касавшихся темы беларусско-российских отношений, 16 содержали манипуляции (14%). Из публикаций с манипуляциями 14 относились также к теме протестов. При этом в публикациях, касающихся обеих тем (49), манипуляции встречались чаще, чем в касавшихся только беларусско-российских отношений (65).

В сравнении с сентябрём, публикаций по теме беларусско-российских отношений стало в три раза меньше, а доля публикаций с манипуляциями незначительно увеличилась (на 5%). Тема беларусско-российских отношений чаще пересекалась с темой протестов, особенно в публикациях с манипуляциями.

Вот как распределились нарративы манипуляций.

Соотношение нарративов примерно совпадает с сентябрьским. ГосСМИ продолжили манипулировать, рассказывая, что на Беларусь через протесты оказывают внешнее давление с Запада, и это давление в свою очередь угрожает России, потому что наши страны успешно сотрудничают. Участники и лидеры протеста в этой картине мира являлись агентами западного влияния, интересы которых противопоставлялись интересам народа.

Например, вот так на ОНТ рассказывали о Народном ультиматуме 26 октября: «Понедельник — день тяжелый, если кто-то обещает, что именно этот понедельник будет последним рабочим. Следующий — возьмут и отменят. По указанию из Литвы. С 26 октября — саботаж и забастовки. Самое время, казалось бы, заволноваться, например, контрагентам белорусских предприятий в России. Порядка 50% нашей продукции идет именно на этот рынок, а контракты ведь обещают сорвать. Но никакого ажиотажа на Востоке нет. Представительства наших гигантов еще с августа начали сталкиваться с информационными атаками на свой бизнес». Здесь есть подтасовка: к ультиматуму призвала Тихановская, которая находится в Литве, но информация подаётся так, будто это инициатива Литвы как государства.

Работники ОНТ рассказывали о Народном ультиматуме как средстве экономических войн между странами, смещая на это акцент и отвлекая от требований протестующих: «В экспортном портфеле Беларуси сегодня 120 стран. Есть желающие засунуть в него свои руки. И сделать это за счет рабочих. Не ради них, а именно за их счет. И не так важно, что для этого придется сделать: поставить ультиматум или точку на благополучии тысяч белорусских семей». «Желающие засунуть руки» не названы напрямую, тезис не обоснован конкретикой — это домыслы и конспирология. Ультиматум назван угрозой благополучию людей, как будто в результате забастовки предприятие сразу закроется, а люди обязательно не найдут новую работу — это запугивание. Потенциальными пострадавшими от забастовки названы прежде всего рабочие, а не политический режим — это ещё одно смещение акцента.

ГосСМИ утверждали, что причина проблем — происки Запада, замалчивая внутренние причины кризиса: «2020 — год электоральных циклов в странах постсоветского пространства. Дестабилизировать ситуацию с помощью технологий “идеального шторма” пытается Запад, используя информационную раскачку через телеграм-каналы. Подобное происходило в Беларуси, теперь на очереди Кыргызстан». После таких утверждений «Беларусь 1» приводит комментарий эксперта в качестве аргумента. Это мнение, догадки вместо фактов. Эксперт может высказывать своё мнение. Но не ведущая выпуска новостей.

Находя внешнего врага и отвлекая от внутренних причин, госпропаганда обвинила в том же самом западные общества, давая им манипулятивную оценку: «Поиск внешнего фактора, который отвлекал бы общество от внутренних проблем, — это вообще фишка многих стран, которые постоянно идут к демократическому обществу. Раздражителем для псевдоконсолидации чаще всего выбирают Кремль, но косвенно по причине партнёрства и дружбы Минска и Москвы втягивают и белорусскую повестку. Яркие примеры — Литва и Украина».

Важность союза Беларуси и России продвигалась манипулятивными оценочными высказываниями и семантикой. Пример ОНТ: «В современной геополитике без союзников никуда. Поэтому и страны не случайно объединяются в блоки и организации. Вместе всегда легче. И здесь самым ярким примером выступает Союзное государство Беларуси и России. Уникальное сотрудничество». А вот что говорили на «Беларусь 1»:  «Сообща в это непростое время приходится реагировать на многие вызовы и угрозы. Международная обстановка постоянно усложняется, и это отражается и на Беларуси, и на России». Пафос на СТВ: «Отступать некуда — за нами Москва. Эта фраза стала родной для многих поколений. Сейчас она для белорусов скорее собирательная, но отступать действительно некуда. За нами — Минск».

Выводы

• ГосСМИ рассказывали, что на Беларусь посредством массовых протестов давит Запад, что угрожает и России как союзнику.

• Публикаций о протестах в госСМИ стало меньше, но они радикализировались.

• Если собрать из вышеизложенного о протестах общий месседж, то он звучит так: государство терпеливо выстраивает диалог, но нетерпимый к иному мнению и порождённый иностранным вмешательством протест радикализировался, чем вызвал на себя справедливый народный гнев и эффективные санкции силовых органов.

• Госпропаганда усилила запугивание протестующих и переводила конфликт из плоскости народ-государство в плоскость протестующие-народ. Протестующие подавались меньшинством.

• На фоне дискредитации протестующих госпропаганда оправдывала и поощряла насилие в их сторону со стороны гражданских лиц и силовиков — порождала жесткий язык вражды.